Постепенно мысли вернулись к привычному, размеренному течению, все дальше и дальше удаляясь от противного предмета внутренних переживаний, делая его все меньше и меньше, так, что к рассвету он почти полностью освободился от неприятной зависимости. Осталось только удивление странному происшествию, собственному поступку, так навязавшемуся со всей прошлой жизнью и благоприобретенными принципами. Нужно только вернуть забытый портфель и окончательно выкинуть из головы все минувшее, как некое недоразумение, нервный срыв, наглядное свидетельство чрезмерного умственного переутомления.
«Пора уходить в отпуск, – подумал Иван Моисеич, – А то совсем тут свихнусь».
* * *
Следует отметить, что Иван Моисеич, до этого странного случая, имел довольно сложные отношения с женщинами. Не то чтобы они пугали его, скорее наоборот. Иногда ему даже казалось, что он может иметь среди них определенный успех. Но, то ли из-за вечной робости, то ли из-за отсутствия непосредственной необходимости или, может быть, подходящего момента, а скорее подобающего обстоятельства, у него как-то не получалось доводить знакомство до определенной степени завершенности. Тем более, что жил он тихой размеренной жизнью в двухкомнатной квартире одного из спальных районов Санкт-Петербурга довольно далеко от места своей работы. И если посчитать все время, какое он затрачивал на передвижение и общественную жизнь, то станет понятным, что для личной жизни у него не оставалось ни сил, ни времени. Ну, кто станет знакомиться с хорошенькой девушкой в метро по дороге на работу, когда главная задача в этот момент выжить, не оказаться затоптанным или сметенным очередным приступом напористых горожан, непременно желающих втиснуться в один вагон с вами. Или кому придет в голову пытаться навязать свое общество приятной, голодной женщине в очереди за обедом, когда у самого в животе неприятно бурчит. А после работы? Даже если закончить попозже, намеренно пропустив время великого перемещения народонаселения транспортными артериями большого города, то мысль об отдыхе и ужине становится гораздо сильнее желания производить дополнительные расходы на установление отношений с неизвестным результатом.
Нет. Флиртовать с хорошенькими женщинами – это удел людей состоятельных. Мало того, богатых бездельников. Только они могут позволить себе пустить пыль в глаза. Одарить блестящей безделушкой, угостить дорогим обедом, напоить шампанским и хорошим коньяком, остановиться и подвезти в роскошном автомобиле, а затем овладеть и приклеить к себе на неопределенное время. Гостиницы, рестораны, театры – это все не для него, скромного работяги, чьи фантазии распространяются не дальше суммы свободного остатка месячного оклада плюс подработка. И это несмотря на то, что он женат и известные потребности, особенно после плотного ужина, следующего за непродолжительным отдыхом, находили свое удовлетворение с равной степенью регулярности и остроты.
Правда, несколько раз он предпринимал робкие попытки скрасить свою будничную жизнь живыми ощущениями. В этом большое участие принял в свое время Леша Наклейкин, его давний приятель и однокашник, особый ценитель и поборник женского пола. Года два назад он как-то пытался завлечь Ивана Моисеича в орбиту своих низменных интересов, затащив на некие увеселительные вечеринки с участием «хороших девчонок», и даже добился в этом определенного результата. Три раза Иван Моисеич приходил на них. Но всякий раз это заканчивалось полным позором и крахом иллюзий. «Хорошие девчонки» оказывались прокуренными, нахальными существами, жадными до дармовой выпивки и беззастенчиво попирали всякие представления о чистоте общения полов. Их лексикон, манеры, отвратительные пристрастия, взгляды на жизнь и непроходимая глупость начисто отбили всякое желание обрести в этой среде стабильные отношения. В результате он прослыл снобом и полностью вернулся в распоряжение жены, с которой все проходило просто и привычно, и которая не требовала ничего особенного, будучи терпеливой и ненавязчивой.
После этого жизнь потекла день за днем. Работа – дом, дом – работа. Привычными маршрутами и привычными делами. Отпечатанные номера журналов один за другим ложились в пачку законченных дел, формируя тот самый архив который, наверное, любопытно будет поднять и вспомнить где-нибудь на закате дней. И только в глубине души теплилась надежда на некие перемены, способные вырвать его из неблагодарной серой массы к тому заоблачному звездному сиянию, где он, наконец, обретет то самое счастье и гармонию, что только там и может иметь место.
Иногда его душевное уединение нарушала суетливая не по годам матушка. Она неожиданно набегала, готовила что-то свое «фирменное», перемывала кости родне, жаловалась на здоровье, тяжелую жизнь, соседей, молола всякую чепуху и раздосадованная уходила, ибо не находила в нем того сочувственного понимания столь близких ей обидных проблем, на какое она в свойственной ей эгоцентрической манере постоянно рассчитывала и добивалась.
Поэтому единственным спутником постоянно оставалась его старая школьная подруга Соня. С ней он коротал длинные вечера на диване возле телевизора. С ней посещал магазины и строил планы на тот отрезок своей жизни, что начинался от дня свадьбы. Она была далеко не красавица, но, как всякая полукровка, унаследовала от каждой своей половины самое лучшее и типичное, что придало ее светлой пышной славянской внешности восточную утонченную эффектность. По характеру тихая и скромная, она являла достаточно твердости в достижении поставленной цели и особенно не церемонилась с теми, кто уже принадлежал ей по праву. Вместе с тем бурно своих чувств не проявляла, к выяснению отношений не стремилась, была покладиста, но излишне домовита. Она скорее относилась к тому типу людей, которые не переживают, а действуют, не спрашивают, а берут. Именно она, сначала сблизив их отношения, затем установила их на более постоянной основе, привязав к шее Ивана Моисеича надежный поводок покладистого телка, и повела его дальше за собой по совместной жизни. Скорее всего, она любила своего мужа. Но, вполне может быть, первоначально, в первые годы замужества, обрела его для себя как последнюю реальную надежду устроить свою личную жизнь, что называется за неимением ничего лучшего. Однако, со временем, узнав более близко, а возможно просто прижившись с ним рядом, нашла в нем вполне подходящего и приличного человека. Незлобивый, спокойный, интеллигентный и порядочный, в меру своих угловатых мужских способностей проявлявшей о ней заботу и внимание. Даже если вначале в ней и не обретало множество страстных чувств в отношении его, то затем, сердце ее дрогнуло от созерцания столь трогательного беззащитного существа, и она уже и не мечтала найти в жизни нечто большее, вполне довольствуясь тем, что обрела и имела. А имела она его довольно часто. Настолько, что их близость стала для него чем-то ритуальным и обязательным, чем-то вроде отправления естественных надобностей, само собой разумеющимся, непременным и бытовым. Это привычка, как нельзя более ложилась на замкнутый характер Ивана Моисеича, и в свойственной ему неторопливой манере он не спешил искать каких-либо сомнительных приключений, предпочитая сохранять благоприобретенное в неизменном состоянии. Тем более, что Соня вполне соответствовала тому идеалу жены, что за прожитые с ней годы она сформировала в его сознании. Хотя внешне она все более и более удалялась от того светлого образа возлюбленной спутницы, что в его мечтах сопутствовал воплощению предначертанного ему высокого предназначения.
Любил ли он Соню? Видимо да, по-своему, без излишних проявлений и где-то глубоко в сердце. Но более он любил тихое ее присутствие в доме, уют и тепло, участие и заботу. Он отвечал ей тем же, и даже испытывал счастье, когда видел радость в ее глазах. Он не пылал страстью, но искренне сопереживал ей. Он внутренне заражался от нее, и настроение его во многом определялось настроением ее чувств.
Быть может в де дни, когда их встречи не случались так часто, и их близость воспринималась как волнующее событие, он искреннее полагал, что в ней он обретет свое счастье. Но потом, когда волна первых чувств обратилась в спокойное озеро повседневной жизни, он быстро привык к ее существованию подле себя, сроднился и сросся с ее присутствием в доме, как с чем-то естественным и само собой разумеющимся, как привыкают ко всему хорошему, уже не воспринимая его как дар судьбы или удачу, а все более ощущая как лишний вес в теле или облысение.
Тем не менее, в последний год они, наконец, решились совместными усилиями положить конец этому относительно независимому друг от друга существованию. И Соня, как водиться в таких случаях, приняла на себя основную ношу связующего их начала, предоставив Ивану Моисеичу заботу о материальном укреплении гнезда, куда буквально через несколько месяцев она принесет достойное продолжение их рода.
